Охлобыстин Иван
ДАУН ХАУС
сценарий кинофильма
по мотивам романа Ф.М. Достоевского «Идиот»

Примечание: 1. даун — человек страдающий болезнью дауна, в просторечье идиот. 2. Хаус — модное течение в танцевальной молодежной музыке конца двадцатого века.

Сцена 1. Швейцария. Виды гор. (30 м)

    Жизнь в Швейцарии исторически определялась двумя параметрами — горами и банками. Те и другие славились масштабами и постоянством. Только первые больше вторым, а вторые больше первым.
    Так или иначе, но ранним июльским утром, на вьющейся по горному склону дороге появился рейсовый, международный автобус. Он прогудел мимо стерильного водопада, мимо небольшой фермы, с пасущимися на лужайке тучными коровами, мимо пустого придорожного кафе с экзотическим названием, означающим при переводе с немецкого «Козья верность», и на хорошей скорости въехал в туннель, вырубленный в скале.

Сцена 2. Туннель (20 м)

    Но из туннеля автобус выезжать, отчего то не торопился, и со стороны вполне могло показаться, что с ним случилось, что-то трагическое, непоправимое. Однако вскоре все выяснилось:
    Из темного провала раздались ритмичные отзвуки некой молодежной мелодии и вскоре за ними на солнце вышел князь Мышкин, двадцати пяти лет от роду и одетый по современному экстравагантно, при четырех серебряных серьгах в правом ухе, и с магнитофоном, который держал на плече. А уже следом за ним, с отчаянными гудками появился автобус.
    Наконец звук клаксона прорвался сквозь музыку, Лев Николаевич обернулся и обнаружил транспортное средство.
    — Идиот! Идиот! — взвизгнул по-немецки водитель вышеупомянутого, — Я мог тебя задавить! Ты мог погибнуть!
    — Да, в этой проклятой жизни может случиться, что угодно, — согласился князь, прилепил к фаре жевательную резинку и вошел в салон.

Сцена 3. В автобусе. (70 м)

    — Это рейс Цюрих — Москва, предупредил его водитель.
    — Согласен, — кивнул Мышкин, протянул ему билет и объяснил, — Захотелось пройтись, послушать музыку, подумать.
    Озадаченный водитель проверил билет но, убедившись что с билетом все в порядке, сунул его в карман, и раздраженно надавил на педаль газа.
    От неожиданного толчка некоторые пассажиры повалились со своих мест и получили множественные ушибы.
    Рядом со своим местом Мышкин обнаружил еще двух господ, причем у одного была загипсована нога, он свалился между рядов кресел и ругался по-русски, другой пассажир пытался его поднять. Князь помог.
    Усадили, но пассажир с переломом ни как не унимался:
    — Все бы им над русским человеком издеваться. Ездят, как на тракторе. Я только на свое место залез, еле ногу разместил, а немчура дернул, и я ногу еще сильней поломал... Ох, как устал и как болит нога! — он кивнул на магнитофон Мышкина, — Заела твоя музыка.
    — Это не заело, — вмешался князь, — это хаус. В моем противоречивом прошлом — молодежная эстрада, — и показал на свою стереосистему.
    — Удобная музыка, я видел, — согласился с ним третий пассажир, — один негр меня водил в подвал и показывал, как другой негр пальцем по пластинкам скреб, а интуристы, как кузнечики прыгали, и доподлинно мне известно, что их бабы без всяких там слов, дают совокупиться...
    Тот, что со сломанной ногой протянул руку Мышкину:
    — Парфен Рогожин, коммерсант.
    — Очень приятно, — пожал его руку Мышкин и также намеревался представиться, но Рогожин тут же предложил: — Выпьем «стременную»?
    — Мне водку пить нельзя, — отказался князь.
    — Ну, не знаю, а вот мне просто необходимо, — сообщил коммерсант. — Иначе никак. Страдаю от любви, за эту любовь пострадал, и от гнева отцовского, как партизан, в горах скрывался, в Швейцарских. Две недели пил с мегрелами, казахами и двумя белорусами. А ни одного порядочного швейцарца так и не встретил... Черт меня дернул на лыжи встать... — И он постучал по гипсу. — ...не трезв был... За Настасью Филипповну — зазнобу мою! — Он достал из бархатных шаровар цвета индиго плоскую серебряную флягу, сделал из нее объемный глоток, обтер фляжку о красную сатиновую, с вышивкой косоворотку и вполне удовлетворился
    — Да-с, со швейцарцами дело плохо. Они здесь совсем скоро повымрут, у них происходит упадок рождаемости от сексуальных свобод, — я еще в России в газете читал, — сказал третий. Экипированный, как штатный сотрудник Внешэкономбанка в серый мятый пиджачок, со сбитым набок таким же мятым галстуком.
    — А кто такая эта — Настасья Филипповна? — не выдержал князь, но вовремя опомнился и поспешил все-таки представиться. — Я князь Мышкин, сирота, программист по образованию и практически исцеленный от целого ряда нервных недугов, которыми очень страдал. Меня доктор Шнейдер — главный в Европе по мозгам — успешно реабилитировал.
    — Ну? — заинтересовался Рогожин.
    — Теперь отлично. Захотелось, наконец, на свою историческую родину съездить. Никогда в России не был. И моим родителям так и не удалось.
    — В каком смысле — не удалось? — не понял Парфен.
    — В прямом — дедушка с бабушкой еще в начале века в Швейцарию переехали, — ответил Мышкин, — Дедушка в институте безудержно химию преподавал. Мама с папой в Париже познакомились.
    — А потом? — не унимался коммерсант.
    — А потом все умерли, а я в клинику лег на восемь лет... Месяц назад возникло одно незначительное дело по родственной линии, и я решил Москву посетить, хотя денег не было. Но доктор Шнейдер, друг дедушки — золотой человек — и денег на дорогу дал, и на карманные расходы...

Сцена 4. Кабинет доктора Шнейдера. (8 м)

    Доктор Шнейдер с окаменевши лицом. Позади него с хаусом из магнитофона отплясывает Мышкин в пижаме. Доктор открывает ящик стола, задвигает подальше опасную бритву «золинген» и берет деньги.

Сцена 5. Горная дорога. В автобусе. (63 м)

    Мышкин: ...Так что это за Настасья Филипповна?
    За окнами автобуса, тем временем, пролетали западноевропейские ландшафты.
    — О, брат! — мечтательно закатил глаза Рогожин, но вдруг спросил подозрительно:
    — Тебе-то самому зачем?
    — Вы, Парфен Рогожин, можете совершенно не волноваться, я по части компьютеров интересуюсь. И потом, у меня от таблеток, никакого энтузиазма к женщинам.
    — У меня почти то же самое, — обрадовался Парфен. — Когда я трезвый, то я их как будто и не замечаю... Зато когда выпью — энтузиазма заметно больше.... Но тут все иначе вышло — стою на светофоре на красном, трезвый, как стекло, а она дорожку переходит, ножками своими нежными с белой полосочки на белую переступает. Меня, будто громом поразило, век воли не видать, никогда такого не чувствовал. Полдня на этом светофоре и простоял. Думал обратно пойдет...

Сцена 6. Улицы Москвы. Светофор. (5 м)

    У перекрестка стоит «шестисотый мерседес» разрисованный в манере школы «палеха», как сувенирный поднос, а в нем сидит окаменевший Парфен, мимо с дикой скоростью мчатся машины и ритмично, как светомузыка, мигает светофор.

Сцена 5. В автобусе. Продолжение монолога Парфена.

    Парфен: ...Такая, сытная мадам! Поворот в ней какой-то особенный. Сама под два метра ростом. Сиски очень большие. А жопа такая, что я понял, что всю жизнь о такой мечтал.
    — Точно, я слышал об этой Настасье Филипповне, она с ответственным секретарем совета Безопасности Тоцким сожительствует за большие деньги, — включился в беседу третий господин.
    — Клевета!.. Я, дорогой, вам травмы сейчас нанесу... — рассердился Рогожин. — Потом я долго ее найти не мог. И вдруг случайно встречаю во французской булочной, что на Маяковке и, заметь, снова абсолютно тверезый. В булочной-то я с маклером встречался. Меня папа послал, очень папа просил один пароход выкупить. Так я маклера прогнал...

Сцена 7. Французская булочная. (7 м)

    Рогожин неприлично прогоняет маклера.

Сцена 5. В автобусе. Продолжение монолога Парфена.

    Парфен: ...и пароход не купил, а купил булочную...

Сцена 7. Французская булочная. Продолжение.

    Рогожин держит за горло булочника в белом колпаке и отсчитывает ему деньги.

Сцена 5. В автобусе. Продолжение монолога Парфена.

    Парфен: ...и подарил булочную Настасье Филипповне, что бы она всю жизнь булочками свежими питалась...

Сцена 7. Французская булочная. Продолжение.

    Парфен стоит, припав на одно колено и указывая на булочную, за ним стоит толстый пекарь в белом колпаке и держит каравай.

Сцена 5. В автобусе. Продолжение монолога Парфена.

    Парфен...Но к папе я после этого уже не поехал, потому что папа с братом меня всенепременно утопили бы в пруду...

Сцена 8. У пруда. (6 м)

    На берегу пруда стоит престарелый папа с секцией батареи центрального отопления под мышкой и братом рядом. Брат держит в руках помповое ружье и кривую турецкую саблю. У обоих закрученные вверх кавалеристские усы и стрижки «под горшок».

Сцена 5. В автобусе. Продолжение монолога Парфена.

    Парфен: ...Поехал сюда за кордон. А папа узнал все от маклера и моего брата Сереги и поехал к Настасье Филипповне...

Сцена 9. Дом Настасьи Филипповны. Интерьер. (19 м)

    За столом сидит Рогожин-старший, на столе лежит секция батареи парового отопления. За спиной у отца стоит брат Серега с кривой саблей в одной руке и утюгом в другой. Перед ними в другом углу комнаты гордо стоит Настасья Филипповна.

Сцена 5. В автобусе. Продолжение монолога Парфена.

    Парфен:...И папаша говорит: «Что голубка: под ледок булькнем или булочную возвернем?»
    Та захохотала и все бумаги подписала...

Сцена 9. Дом Настасьи Филипповны. Интерьер. Продолжение.

    Настасья Филипповна.:
    — Ха!.. — комкает листки бумаги и кидает перед Рогожиными на стол. Сергей Рогожин честно и старательно начинает разглаживать документы утюгом. Н.Ф. говорит:
    — Теперь я понимаю, чем эти булочки для Парфена зловонили. Теперь мне этот подарок того дороже во сто крат...

Сцена 5. В автобусе. Продолжение.

    Парфен:...А папа неделю назад преставился, говорят от удара...

Сцена 10. Дом Рогожиных. Интерьер. (4 м)

    Окровавленная голова папы откидывается назад. Из чьей-то волосатой руки выпадает окровавленная бейсбольная бита.

Сцена 5. В автобусе. Окончание монолога Парфена.

    Парфен: ...Так я стал миллионщик. Папка был та еще сволочь, а на нечаянные капиталы я своей ненаглядной Настасье Филипповне куплю чисто три казино и баню. Возвращаюсь, мягко говоря, на Родину...

Сцена 11. Горная дорога. В автобусе. (34 м)

    Договорить он не успел, потому что с заднего сиденья поднялась пышных форм сестра милосердия со связкой клистиров в руках. У нее из-за плеча выглянули две хмурые физиономии в штатском с никелированными «утками» в руках. Сестра отчетливо произнесла буквально следующее:
    — Уважаемые господа пассажиры! Мы приветствуем вас на борту ультрасовременного автобуса «Белль — Женева — Берлин — Москва» и спешим напомнить, что по ходу следования вас ожидает процедура таможенного досмотра. Похищены бриллианты представляющие историческую ценность. И властям стало известно, что перевозятся они похитителями в их преступных кишечниках. Поэтому все пассажиры будут подвергнуты обязательному клистированию.
    — Ну, это просто черт знает что! — возмутился Рогожин, — Надоело! Я, в конце концов, русский, а это многое объясняет.
    — Ничего, — попытался его успокоить Мышкин, — Это не больно, а даже немного приятно. Мне у доктора Шнейдера часто кружку ставили.
    — Да, да! — со знанием дела вмешалась в разговор сестра милосердия. — Очень сексуально! Вы знаете, что по всей Швейцарии идет поиск пропавших бриллиантов из короны самого Вильгельма Великого! Операция проходит под эгидой решения особой ассамблеи Евросоюза и обеспечивается силами Интерпола и Красного Креста.
    Двое с горшками за ее спиной со значением кивнули.

Сцена 12. Горная дорога. В автобусе. (8 м)

    Тут в коридоре произошло особенное событие: кто-то черный без штанов, пытался вылезти в окно, но сильные руки утащили его обратно на свое сидение. Зазвенели наручники, сверкнул голубой молнией электрошок, и шум утих.

Сцена 11. Горная дорога. В автобусе. Продолжение диалога. ( 25 м)

    — От, что значит немецкий порядок! — восхитился третий собеседник. — И ведь найдут свои бриллианты! Никогда такому в России не бывать. Ни за что бы в Россию не вернулся, если бы не дела.
    — А какие у тебя могут быть дела, таракан? — хмуро поинтересовался Рогожин, снимая штаны.
    — Квартирный вопрос в Мытищах решить надо с бывшей женой, — с готовностью ответил тот. — Но теперь, после нашей с вами Парфен Сергеевич, сказочной встречи, я намерен предложить себя к вам в помощники. При ваших миллионах и моем знании юриспруденции такое вполне позволительно и даже обязательно.
    — А я лечился, лечился и вылечился, — тоскливо поделился Мышкин...

Сцена 13. Пролет коровы. Компьютер. (6 м)

    ...попутно наблюдая, как за окном автобуса пролетает корова.

Сцена 11. Горная дорога. В автобусе. Окончание диалога.

    ...Мышкин, дальше смотреть не решился, задернул занавески и включил магнитофон.
    Зазвучала музыка Хаус.

Сцена 14. Москва. В автобусе. (12 м)

    Его разбудил голос Рогожина:
    — Князь-брателлово! Просыпайся. Приехали. Москва — матушка!
    Князь открыл глаза и действительно увидел через окно автобуса фасад гостиницы «Катерина».
    — Слушай помоги! — попросил его Парфен, — Я тебе заплачу. Мне тут одну вещицу надо до метро донести.
    — Нет, платить не надо, — запротестовал Мышкин, — Я и так помогу.
    -Широкий ты человек! — восхитился Рогожин и пошел к выходу.

Сцена 15. Россия. Москва. Шлюзовая набережная.Натура. (28 м)

    На тротуаре его уже ждали — прямо перед автобусом стоял пожилой мужчина с плакатом, на котором было выведено черным маркером — «Рогожин». Позади мужчины стояла, прислоненная к стене гостиницы, металлическая дверь.
    — Давай ее прямо сюда! К автобусу, — крикнул Парфен , указывая на дверь и сунув в руку встречающему несколько сотенных купюр. Пока из автобуса шумно выгружались интуристы, а князь отлеплял от фары автобуса жевачку, мужчина приволок дверь куда показал Парфен.
    — Хватай, князь, сзади, там ручка приварена, — показал Рогожин Льву Николаевичу и толкнул безымянного знакомого по автобусу, — а ты, таракан, спереди хватай. Только вы дверь прямо надо мной несите.
    Компаньоны подхватили дверь, Парфен оперся о костыли, и они двинулись по улице.
    — Парфен Семенович! Как Москва переменилась! Все здесь иначе, чем я в альбомах видел! Красота, какая! Всюду стекло, люди такие нарядные, будто Новый год скоро, — заметил на ходу Мышкин.
    — Что есть, то есть, в Москве каждый день Новый год, — подтвердил тот и спросил: — Ты на метро?
    — Нет, — ответил князь, — Родственники у меня тут рядом живут. Признаться, я немного волнуюсь перед встречей с ними.
    — Я тоже всегда волнуюсь, перед встречей с братом Серегой, он такой выдумщик, — сказал Рогожин.

Сцена 15. Крыша соседнего дома. (12 м)

    В это время на крыше соседнего дома нервничал вышеупомянутый брат Серега со снайперской винтовкой в руках. Ему никак не удавалось толком прицелиться.
    Из-под двери виднелись только чьи-то ноги и резиновые стопки костылей. Наконец дверь вползла в подземный переход, ведущий прямо к метро, и исчезла там навсегда. Зато вскоре на улицу вышел странный молодой человек с огромным стерео центром на плече, и спокойно зашагал в сторону Павелецкого вокзала. Но Серега уже не стал следить за ним, а только раздраженно шлепнул винтовку по инкрустированному золотой вязью прикладу и начал ее укладывать в футляр из-под контрабаса.

Сцена 17. Дом Епанчина. Приемная. Интерьер. (30 м)

    Князь вошел в приемную генерала Епанчина, огляделся по сторонам и поставил на журнальный столик свой магнитофон, рядом с чучелом медведя.
    — Вам кого? — подозрительно уточнил у него секретарь в белом фраке, сидящий в кресле под огромным аквариумом с плавающими в нем щуками.
    — Мне Ивана Федоровича, — застенчиво признался Мышкин.
    — А зачем? — не удовлетворился секретарь.
    — Да я и не знаю, — еще больше смутился посетитель, — С одной стороны мы вроде, как родственники, с другой — даже не знаю. Наверное, это что-то совсем уж родственно-сокровенное. Я за этим из-за границы приехал.
    Понять как вести себя с нежданным гостем секретарь окончательно не смог.
    — Боюсь, что генерала скоро не будет, он человек занятой, — выдавил он и спросил, — Вы, наверное, денег просить?
    — Да, денег абсолютно нет, те франки которые мне Шнейдер на дорогу дал, я на билет потратил и на жевачку, — согласился князь, хотя счел разумным внести ясность, — Но денег мне от генерала не нужно. Но знаю, где они лежат.
    — Где? — поинтересовался секретарь.
    — В трубке! — мечтательно вздохнул посетитель, но все-таки добавил. — Поговорить о жизни любопытно. О том, о сем.
    — Ну, тогда ждите, — окончательно запутался в чувствах секретарь. — Без Гавриила Ардалионовича вопросы про трубку мне решать невозможно. Он придет, я ему доложу, а он доложит генералу. Все проще простого.
    — А можно я немного потанцую? — попросил Мышкин.
    — Милости просим, — пожал плечами молодой человек.
    Князь включил магнитофон, вышел в центр приемной и стал топтаться в ритм звуку.

Сцена 18. Дом Епанчина. Приемная. Интерьер. Продолжение. (14м)

    В приемную крупными шагами вошел Гавриил Ардалионович, с недоумением посмотрел на танцующего князя и обратился к секретарю
    — Эдиссий, это чего за упражнения?
    — Это дальний родственник, нашего генерала, из-за границы, — вытянулся в струнку тот. — Имеет к Ивану Федоровичу дело-с!
    — Счас доложу, — понятливо кивнул Гавриил Ардалионович и скрылся в кабинете.
    Скоро он выглянул обратно и жестом пригласил Мышкина в кабинет генерала. Князь выключил свой магнитофон, взял его в руку и направился в указанном направлении.

Сцена 19. Кабинет Епанчина. Интерьер. (90 м)

    Генерал его ждал, сидя в кресле за огромным дубовым столом, в добротном английском костюме от Альфреда Виго.
    — Так-с, — поприветствовал он вошедшего и кокетливо поправил очки в тонкой золотой оправе. — Чем могу служить?
    — Дела неотлагательного к вам я никакого не имею; цель моя была просто познакомиться. Для этого я и приехал из Швейцарии, — ответил князь.
    — Очень похвально, но не совсем логично, — приосанился Иван Федорович и спросил, — Что меня так хорошо знают в Швейцарии?
    — Совсем не знают, и боюсь, что совсем вы им не интересны, — признался Мышкин.
    — Еще не понятней, — насупился генерал, — Так что же будем делать? Сами уйдете или мне охрану вызывать?
    — Вы меня, Иван Федорович, не поняли, — улыбнулся князь, — Я состою в связи с вашей супругой.
    — Увольте, все связи моей супруги я помню и контролирую, — возразил Епанчин. — Однако о вас мне не докладывали.
    — Да, я по родственной линии состою, — затараторил Мышкин, — Мне ваша супруга почти троюродная тетка. Плоть от плоти, кровь от крови. Мы одни из Мышкиных на всем белом свете и остались. Потому что еще один — Аристарх Никодимыч, тот что по дворянским собраниям и судам пороги обивал, бумаги собирал, что мы, мол, князья — не меньше, нам пол севера и пол юга наследственно принадлежат, так он в прошлом году помер трагически под молоковозом. Пошел за молоком и хрусть! Мне подробно об этой неприятности из суда отписали...

Сцена 20. Улица провинциального города. Гибель дворянина. (8 м)

    Пожилой дворянин в медалях тайком сливает из стоящего на обочине молоковоза молоко. Машина тихо трогается с места и давит пожилого дворянина всмятку.

Сцена 19. Кабинет Епанчина. Интерьер. Продолжение.

    — От оно как! — сделал свой вывод из рассказа молодого человека генерал и потер руки. — Да ты, брат, дурачок, видно.
    — Ну, надо же! От вас ничего не утаишь, на то вы и генерал! — воскликнул Мышкин, преданно глядя в глаза почтенному вояке. — Хотя я лечился очень долго в Швейцарии. Мой доктор — доктор Шнейдер, говорил, что я практически здоров, только мне нервничать нельзя и увлекаться.
    — А ты мне определенно нравишься! Мне тоже увлекаться вредно. Намедни я увлекся, и две катушки гуманитарного кабеля в буру продул, — признался Иван Федорович и обратился к Гавриилу Ардалионовичу. — Ты, Ганя, комнаты сдаешь у себя, так возьми его к себе жить.
    — Зачем же? — стал отнекиваться князь. — Я и сам способен устроиться!
    — Ничего, так надежней будет, — объяснил генерал, — У меня три дочери — Александра, Аделаида и Аглая. Тоже дуры набитые. Вдруг вы, где случайно, друг на друга наткнетесь. Дети тоже дураками получатся. А у Гани вы под присмотром будете.
    — Хорошо, — смирился Мышкин.
    — Ганя, иди ко мне поближе, — позвал молодого человека Иван Федорович, доставая из ящика стола чувственный портрет женщины с бутоном розы в руках, обрамленный золоченным багетом. — Вот она — Настасья Филипповна, как живая. Твоя будущая половина. Возьми, она тебе на память прислала. Счастливчик.
    Гавриил Арделионович нерешительно взял портрет и начал размышлять вслух:
    — Оно конечно — женщина она интересная, но ведь она с Тоцким сожительствует, а до этого еще могла с кем-нибудь и неоднократно. Не будет ли конфуза!? У меня мама напряглась уже.
    — Какая разница, Ганя!? — нахмурился генерал, — Я тебе за ней два вагона тушенки дам из продпостаки госрезерва, а не станешь жениться — хрен тебе, а не мясные изделия.
    — Настасья Филипповна!? — заинтересовался князь. — Позвольте полюбопытствовать. У меня один знакомый ее в баню обещал отвести. Рогожин Парфен Сергеевич. Редкого гуманизма фабрикант.
    — Рогожин — не жилец, — хмыкнул Гавриил Ардалионович, — давеча его брат спьяну хвалился, что удавит, как встретит, что бы папины миллионы не делить.

Сцена 19. Кабинет Епанчина. Интерьер. Продолжение. (25 м)

    Мышкин взял в руки портрет женщины и поднес его к самому лицу, словно надеялся вдохнуть запах исходящий от ее каштановых кудрей...

Сцена 21. Кабинет Епанчина. Интерьер. Изображение хулиганит. Комбинированные съемки.Компьютер.(10 м)

    Но тут произошло неожиданное, Настасья Филипповна подмигнула ему с портрета, протянула руку и железной хваткой защемила ему нос. Князь застонал и стал метаться по кабинету, отрывая портрет от лица.

Сцена 19. Кабинет Епанчина. Интерьер. Продолжение.

    Пока он упражнялся, генерал давал наставления Гавриилу Ардалионовичу:
    — Не пристало тебе, Ганя, рыло от нее воротить, мне надо эту мадам от Тоцкого дистанцировать, что бы Тоцкий на моей прыщавой Александре женился, и мы наконец слили наши предприятия в единый пищевой холдинг. А тебе, ладно, три вагона тушенки и мою клюшку для гольфа. Да и, кстати о Парфене — конкурент! Ты на его брата не уповай особо, Парфен сам не промах. Помнишь, как он в доктора с нашим котом играл?..

Сцена 22. Пионерская комната. Интерьер. (5 м)

    Хорошенький мальчик в пионерской форме, с плоскогубцами в руках, стоит на фоне прикрепленного к доске котика. Котик недовольно кричит.

Сцена 19. Кабинет Епанчина. Интерьер. Продолжение.

    — Помню, — кивнул тот.
    — Так-то! — поднял к потолку палец генерал, — Так что бери моего дурака родственника и веди к себе домой. Вишь, он фото слушает!

Сцена 21. Кабинет Епанчина. Интерьер. Изображение хулиганит. Комбинированные съемки. Компьютер. Продолжение.

    В это время князь старался избавиться от хулиганствующего изображения, которое перехватило его другой рукой за ухо.

Сцена 19. Кабинет Епанчина. Интерьер. Окончание.

    Гавриил Ардалионович подхватил князя под локоть и повел на улицу.


    Но выйти из дома им так и не удалось, потому что на лестнице они столкнулись с матерью семейства Елизаветой Петровной, статной дамой сорока лет, ведущей дочерей пить кофе.
    — Вы кто! — заинтересовалась мать князем и ухватила его под локоть.
    Портрет, как-то сам по себе отлепился от лица Мышкина и, ойкая, постучал по ступенькам вниз.
    Ганя побежал за ним.
    — Я князь Мышкин, — обрадовано ответил князь, потирая пунцовое ухо.
    — А я Елизавета Прокофьевна, тоже урожденная Мышкина, — не менее радостно воскликнула добрая женщина и показала на дочерей, — А это мои белочки. Александра, Аделаида и Аглая. Все на «А». Это Иван Федорович придумал, что бы в инициалах не путаться. Пойдемте, милейший, кофеем побалуемся, и вы нам про житье ваше скорбное расскажете.
    — А вы дальний родственник? — бесцеремонно поинтересовалась Аглая, тыкая пальцем в мышкинский магнитофон, — Что за музыка?
    — Очень дальний, — сознался тот, — Дальше некуда. Только что из Швейцарии. А музыка — это танцевальная. Я когда здоровый был, ее все слушали. Хаус.
    — Видно, давно это было, хаус — это средневековье, но мне тоже нравится, я девушка романтичная, мне все необычное нравится, в стиле ретро, — сказала девушка, уже гораздо внимательнее приглядываясь к князю.
    — Ну, пошли, — потянула всех в столовую мамаша.

Сцена 24. Зимний сад в доме Епанчина. Интерьер. (28 м)

    Они расположились в зимнем саду на втором этаже за большим, круглым столом.
    — Так родственничек, продолжим знакомиться. Небось, наркоман? — продолжила расспросы генеральша, — У нас, у Мышкиных все наркоманы. Вот мой дядька — Полуэкт Вениаминович, с утра до поздней ночи жрал колеса, пока не сдох окончательно. А моя двоюродная бабка была морофетчица. Правда, она и сейчас жива и здорова. Ей триста лет. Таковы парадоксы природы семейства Мышкиных.
    — Нет, я таблетки не люблю, я ими давлюсь, — горестно посетовал князь, — Мне больше нравится рыбок разводить. Они бывают синенькие и красненькие. Так что в наркотиках, я совсем не нуждаюсь. Я и без них нахожу жизнь достаточно живописной. У меня и справка есть.
    — Какой вы искренний человек, — восхитилась младшая дочь Аглая, — как пожарный.

Сцена 25. Зимний сад в доме Епанчина. Продолжение. (64 м)

    Тут в сад вошел генерал и Ганя с портретом под мышкой.
    — Так, девочки! — закричал Иван Федорович, — Князя мучить вопросами не будем. Пусть лучше князь вам какую-нибудь моральную историю расскажет. Из своей инвалютной жизни. А потом его к Гане отпустите. Я всех родственно лобызаю и удаляюсь по делам службы.
    — До свидания, Ванюшка! — попрощалась с ним Елизавета Прокофьевна.
    — До свиданья, папулька! — поддержали ее дочери.
    Когда за генералом захлопнулась дверь, дамы усадили Мышкина прямо в пеленке за стол и начали расспрашивать:
    — Князь, ну расскажите нам что-нибудь! Ну, расскажите!
    — Хорошо, я расскажу вам безумно печальную историю о судьбе и трагедии девушки Марии, которая потрясла меня до самого основания моей души. Рядом с нашей клиникой было один банк и в нем работала кассиром Мария...

Сцена 26.Банк. Интерьер. (27 м)

    За банковской стойкой сидит Мария.

Сцена 25. Зимний сад в доме Епанчина. Продолжение.

    Мышкин: ...И была она очень веселая...

Сцена 26.Банк. Интерьер. Продолжение.

    Мария фломастером рисует на сотенных долларовых банкнотах усы президентам.

Сцена 25. Зимний сад в доме Епанчина. Продолжение.

    Мышкин: ...И добрая.....

Сцена 26.Банк. Интерьер. Натура. Продолжение.

    Мария кидает из окна банка двум бомжам пачку денег. Схватив деньги они убегают и за углом, один бомж бьет другого по голове молотком и пачку забирает себе. Счастливая Мария стоит у окна и мечтательно смотрит на тучи.

Сцена 25. Зимний сад в доме Епанчина. Продолжение.

    Мышкин: ...И детей любила...

Сцена 26.Банк. Интерьер. Натура. Продолжение.

    Мария делает из денег самолетики и кидает их из окна. Самолетики летят. Дети внизу их ловят и радуются.

Сцена 25. Зимний сад в доме Епанчина. Продолжение.

    Мышкин:...Но появились у Марии враги, наговорили про нее всякого владельцу банка и тот перевел ее на кухню...

Сцена 26.Банк. Интерьер. Продолжение.

    Владелец банка берет Марию за ухо и оттаскивает на кухню.

Сцена 25. Зимний сад в доме Епанчина. Продолжение.

    Мышкин:...Кончилось все еще хуже, чем начиналось — Мария решила яички сварить и положила их в микроволновую печь. А печь стояла рядом с газовым распределителем...

Сцена 26.Банк. Интерьер. Продолжение.

    Мария заполняет микроволновую печь сырыми яйцами.

Сцена 25. Зимний сад в доме Епанчина. Продолжение.

    Мышкин:...Короче говоря — никто не спасся...

Сцена 26.Банк. Натура. Окончание.

    От мощного взрыва на месте дома дымится огромная воронка.

Сцена 25. Зимний сад в доме Епанчина. Окончание повествования князя.

    Мышкин: ...Взрывом нам забор проломило, и наших пациентов неделю по горам ловили. А один больной глазным яблоком задохнулся...

Сцена 26А. Деталь.

    Страшное и синее от недостатка воздуха лицо психопата.

Сцена 25. Зимний сад в доме Епанчина. Продолжение.

    — Какая печальная история! — вздохнула Аделаида, — А еще!
    — А еще я видел, как в Китае казнили одного писателя. Он потом свои ощущения в «интернете» опубликовал.
    — Как же так!? — изумилась Александра, — Его же казнили!
    — Первый раз его для смеху казнили, что бы он ощущениями смог поделиться с остальными китайскими писателями, а второй раз уже хлюп и все!..

Сцена 25А. Портрет. (4 м)

    Портрет китайца.

Сцена 25. Зимний сад в доме Епанчина. Продолжение.

    Князь выпучил глаза и высунул язык, демонстрируя до какой степени хлюп.

Сцена 25А. Портрет. Окончание

    Портрет китайца испещряют пулевые отверстия.

Сцена 25. Зимний сад в доме Епанчина. Продолжение.

    — Ох Китай — это прямо дичь какая то! — поддержала Елизавета Прокофьевна, — В мою молодость цыгане на рынке продавали китайские ковры, их домой приносишь, вешаешь на стену. Днем вроде ничего, а ночью ковер зеленым начинал искриться и на нем портрет Мао Дзедуна в гробу появлялся. Такие вот традиции!
    Ганя, улучив момент, склонился к уху князя и прошептал:
    — Князь ты у Аглаи спроси, как она меня любит еще или нет? Только незаметно, чтобы генеральша не дозналась о наших чувствах. Я бы лучше на ней женился, а не на той... А Аглая чего-то не хочет. Сам удивляюсь.
    — Нет, она за тебя не пойдет, — шепнул ему в ответ Мышкин. — Я бы тебе совсем жениться не советовал.
    — Да!? — задумался Ганя и согласился. — Ну, ладно, на Аглае я жениться не буду, но тушенку не упущу. Это вы уж увольте! — и добавил громко вслух. — Все князю пора домой идти! — Ганя подхватил князя за руку и вывел из сада.
    — Всего хорошего! — не без удовольствия раскланялся Мышкин с генеральшей и дочками.

Продолжение следует...
Дальше

Сайт создан в системе uCoz